Другими словами, леди Жизель пресекала истерики принцессы лауданумом.
Теперь она сидела прямо, сплетя пальцы на коленях, как олицетворение спокойствия и удовлетворения от выполненного долга – Святой Людовик, а не женщина. Леди Жизель добавила:
– Мария-Тереза поручила мне встретиться с Пельтаном и расспросить его, раз уж она сама оказалась не в состоянии. Я лишь повиновалась.
– Что вам удалось выспросить?
– Почти ничего. Он сильно рассердился, когда понял цель моего визита, и наотрез отказался затрагивать тему прошлого. Поэтому мы ушли.
– Мы?
В ее голос вкралась нотка раздражения.
– Вы же не думаете, что я наведалась к мужчине в одиночку? Мой кузен по материнской линии, шевалье д’Армиц, любезно согласился меня сопроводить. – Голова снова изящно склонилась к плечу, и гладкий лоб недоуменно наморщился. – Почему вы задаете мне эти вопросы?
– Потому что вы и ваш кузен были одними из последних, кто видел Дамиона Пельтана живым. Что он делал, когда вы уходили?
Леди Жизель пожала плечами.
– Стоял на тротуаре возле гостиницы и смотрел в ночное небо. Я же сказала, наш разговор вывел его из себя. Возможно, он пытался успокоиться, прежде чем вернуться вовнутрь.
– Вы еще кого-нибудь видели, пока там были?
– Перекинулись парой слов со слугой при кофейне, если вам это интересно. Но больше никого не припомню.
– А ваш кузен, шевалье д’Армиц? Возможно, он кого-то заметил. Нельзя ли мне с ним поговорить?
– Сожалею, но сейчас его нет в Лондоне.
– Досадно, – нахмурился Себастьян.
– Да. Это все?
– Расскажите мне о вашем кузене.
Она тихонько вздохнула.
– Что вас интересует?
– Он долго прожил в Англии?
– Большую часть своей жизни.
– Он молод?
– Да, ему всего двадцать. – Она взглянула на часики, украшавшие ее платье. Себастьян злоупотребил гостеприимством, и леди Жизель не постеснялась дать ему это понять. Она поднялась на ноги. – Боюсь, теперь вам придется меня извинить, милорд. Мы собираемся завтра с утра отправиться в Хартвелл-Хаус, а Мария-Тереза изъявила желание предпринять еще одну вылазку на Бонд-стрит.
Себастьян тоже встал, держа в руке шляпу.
– Тогда поспешите, – сказал он. – Кажется, дождь собирается.
– Надеюсь, до полуночи прояснится, – грустно улыбнулась леди Жизель. – Этим вечером в часовне состоится закрытая служба, на которой я непременно должна присутствовать.
Он вглядывался в ее мягкое лицо с тонкими чертами. Прелестная женщина, все еще достаточно молодая, чтобы родить ребенка, и с достаточным приданым, чтобы привлечь женихов, если пожелает. Вместо этого она посвятила свою жизнь поддержке ущербной принцессы, которую даже доброжелательные люди считали заносчивой и раздражительной, а менее снисходительные – полусумасшедшей.
Трудно было удержаться от вопроса:
– Почему вы все это время оставались с Марией-Терезой?
– Потому что я ей нужна, – просто сказала леди Жизель. – Когда восемнадцать лет назад ее освободили из тюрьмы, я пообещала, что останусь при ней, пока Бурбоны не вернутся на предназначенное им место, на престол Франции. И держу слово.
– А если реставрация Бурбонов никогда не состоится?
Она взглянула на него с непреклонной убежденностью Жанны д’Арк или инквизиторов, сжигавших ведьм на костре.
– Состоится. Такова воля Господня.
– Божественное право королей и все такое прочее?
Хрупкая челюсть напряглась.
– Можете насмехаться, если хотите. Но с истиной не поспоришь: Господь сделал Бурбонов земными сюзеренами, точно так же как Папу Римского – сюзереном духовным. Именно поэтому ни один монарх не может быть подчинен мирским установлениям: монаршее право на власть проистекает от Бога, а не от подданных. И любая их попытка сместить своего законного короля или каким-то образом ограничить его власть является прямым оскорблением Господу, а следовательно, надолго не затянется.
– Соединенные Штаты Америки выглядят довольно долговечными.
– А французская Революция сколько продлилась? Около десяти лет. Сомневаюсь, чтобы Наполеон продержался намного дольше.
– Наполеон совершает ту же ошибку, что и Бурбоны: пытается противостоять течению истории. Время монархий проходит. Даже если армии России и Британии разобьют Наполеона и реставрируют Бурбонов, те на троне долго не усидят.
Леди Жизель чопорно поджала губы.
– Никогда бы не заподозрила вас в подобном радикализме, милорд. – Растянутое до «мой лорд», слово «милорд» неожиданно прозвучало как издевка. – Во что же вы верите? В так называемые «права человека»?
– Вообще-то, я мало во что верю.
Себастьян намеренно пытался ее спровоцировать и преуспел сверх всяких ожиданий. Но вдруг леди Жизель, похоже, осознала, до какой степени себя выдала. Она моргнула, и стальная несгибаемая убежденность, вдохновлявшая таких деятелей, как Коттон Мэзер, Оливер Кромвель и Максимилиан Робеспьер, скрылась под обычным для нее выражением спокойной доброжелательности.
Она примирительно сказала:
– Полагаю, вы верите в большее, чем готовы признать, милорд.
– Возможно, и так.
Сопроводив Себастьяна в вестибюль, леди Жизель легким кивком отправила дворецкого открыть входную дверь.
– Скажите, милорд, – спохватилась она. – Вы уже близки к тому, чтобы выяснить, кто стоит за всеми этими ужасными убийствами?
– Пожалуй что близок.
– В самом деле? Тогда, надеюсь, скоро нам будет спокойней спаться в наших кроватях.