– Брат рассказывал мне, что какой-то человек пытался его подкупить.
– Подкупить? С какой целью?
– Что-то связанное с делегацией. Дамион тогда перепугался: он опасался как того, что могут сделать с ним за отказ, так и того, что может произойти, если об этом предложении узнают другие члены миссии.
– Почему же вы раньше умалчивали от меня столь важное обстоятельство?
Александри только дерзко посмотрела в ответ.
– Он отказался?
Темные глубины карих глаз вспыхнули яростным огнем.
– Mon Dieu, разумеется, отказался! За кого вы его принимаете?
– Кто же предлагал вашему брату взятку?
Француженка нахмурилась:
– Не помню в точности имя. Вроде какое-то шотландское. Не то Килмер, не то Килминстер, не то…
– Килмартин?
– Да, именно так, – подтвердила сестра Дамиона Пельтана. – Килмартин.
Никто не имел более сильного пристрастия к посещению званых вечеров, балов и венецианских завтраков, устраиваемых великосветскими хозяйками лондонских салонов, чем Ангус Килмартин. Себастьян подозревал, что Килмартин на подобных сборищах занимался примерно тем же, чем карманник в толпе, собравшейся поглазеть на повешение, – искал либо нового знакомства, либо пикантную новость, чтобы потом использовать находку для приумножения своего капитала. Хотя нельзя исключать, что шотландцем двигало стремление показать всему миру, что сын скромного торговца из Глазго теперь достаточно богат и влиятелен, чтобы быть желанным гостем практически повсюду.
В этот день самым модный событием, на котором стыдно не поприсутствовать, явился роскошный завтрак на тему «Зимней сказки», который устраивала графиня Морли в своем огромном городском особняке на Гросвенор-сквер. Разумеется, светские «завтраки», как и «утренние» визиты, на самом деле происходили во второй половине дня, поскольку очень немногие жители Мейфэра выбирались из постели раньше полудня.
Когда Себастьян подошел к Ангусу Килмартину, тот был погружен в созерцание изысканных ледяных скульптур, украшавших длинный фуршетный стол леди Морли. Коротко глянув на виконта, шотландец переключил свое внимание на множество деликатесов, разложенных перед ним.
– Не ожидал увидеть вас здесь, – сказал он, взяв себе гренок с фуа-гра.
Себастьян снял бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта.
– Да? Почему же?
– Вас трудно причислить к любителям светских собраний.
– Но иногда я их посещаю.
– Подозреваю, не без скрытой причины. Верна ли моя догадка, что в этот раз именно я являюсь вашей целью?
Медленно глотнув шампанского, Себастьян признал:
– Так и есть, вы. Поскольку недавно вы мне солгали.
Назвать джентльмена лжецом значило усомниться в его чести, нанести оскорбление, которое, как правило, влекло за собой вызов на дуэль. Но Килмартин лишь рассеянно оглядел толпу гостей с мягкой улыбкой на добродушном, веснушчатом лице.
– Я постоянно лгу. Поскольку никогда не разделял возвышенного убеждения, будто следует говорить ближним правду и только правду.
– Интересная философия.
– По крайней мере в этом я честен.
Себастьян тихо рассмеялся.
– Действительно. Но мне интересно, как встретил Дамион Пельтан вашу попытку его подкупить?
Вернувшись взглядом к лицу собеседника, Килмартин продолжил улыбаться.
– И об этом уже прослышали, а? Ну, если желаете знать, он двумя руками ухватился за мое предложение. А чего вы придумали? Будто французик воспылал праведным гневом и угрозами разоблачения загнал меня в тупик, из которого я не увидел иного выхода, кроме как подкрасться к нему сзади в темном переулке и вырезать его сердце? Не язык, заметьте, – что послужило бы более подходящим наказанием за привычку слишком много болтать, – но сердце? Пожалуйста, избавьте меня от подобной бессмыслицы.
Сделав еще один глоток шампанского, Себастьян подавил желание выплеснуть содержимое своего бокала в самодовольное лицо шотландца.
– Так чего же вы добивались от Пельтана, что именно он должен был для вас сделать? Ведь формально он даже не входил в состав делегации, был всего лишь врачом при месье Вондрее.
Килмартин закатил глаза.
– У вас что, совсем нет воображения, а?
Себастьян изучал снисходительную улыбку собеседника. На ум приходили две услуги, которые ему мог бы оказать Пельтан, причем вторая гораздо опаснее первой. Килмартин мог заплатить врачу, чтобы тот подсматривал и подслушивал за членами делегации и доносил об их встречах и беседах. Или мог попытаться заставить Пельтана отравить пациента.
– И он оправдал ваши ожидания? – спросил Себастьян.
Ответу предшествовал тяжелый вздох.
– К сожалению, нет. Кое-кто, очевидно, первым прибрал к рукам докторишку со всеми потрохами.
– И кто же этот кое-кто? Сам Армон Вондрей?
Улыбка шотландца стала на диво широкой и зубастой.
– Я далек от того, чтобы ставить препоны вашей деятельности в качестве самозваного борца за справедливость, но вам, кажется, требуется полезный толчок в правильном направлении.
– Ваше великодушие меня ошеломляет.
Приложив к груди руку с растопыренными пальцами, Килмартин издевательски поклонился.
– Признаться, это не те слова, что я слышу каждый день.
– Человеколюбие, как и честность, не относится к убеждениям, которые вы разделяете?
– Точно. – Тусклые глаза сверкнули, но не весело, а скорее злобно. – Но я, представьте, чувствую сегодня небывалый прилив великодушия, а потому дам вам для размышления еще одну маленькую подсказку: не делайте ошибки, чрезмерно доверяя сестре Пельтана – у нее имеются свои секреты, которые она очень хотела бы скрыть.