Почему исповедуются короли - Страница 9

Сейчас двое мужчин с противоположных концов комнаты смотрели друг на друга, и воздух потрескивал от их обоюдной враждебности.

– Что вы можете рассказать об Армоне Вондрее? – поинтересовался Себастьян. – И не трудитесь притворяться, будто не знаете такого. Я видел вас вместе.

Пройдя к письменному столу, Джарвис удобно устроился за ним в кресле в стиле Людовика XIV, вытянул ноги, скрестив их в лодыжках, сложил руки на своем немаленьком животе и преувеличенно вздохнул:

– Уже занимаетесь смертью того молодого французского врача, да? Как там его звали?

– Дамион Пельтан.

– М-м. Услышав, что некоему ирландскому хирургу посчастливилось наткнуться на труп, я так и подумал, что вы сочтете себя обязанным сунуть туда свой нос.

– Что связывает вас с Вондреем?

– Ничего, что могло бы считаться вашим делом.

– Убийство Дамиона Пельтана превращает это дело в мое.

Лорд Джарвис обладал необыкновенно обаятельной улыбкой, долгие годы используемой для улещивания и обмана неосмотрительных собеседников.

Он и сейчас применил ее, хотя понимал, что не улестит, не обманет и не застанет Девлина врасплох.

– К счастью, расследование убийства Дамиона Пельтана уже изъято из неумелых рук властей Ист-Энда и передано на Боу-стрит – причем я имею в виду сэра Джеймса, главного магистрата, а не вашего доброго друга Генри Лавджоя. Посему, как видите, вам нет никакой нужды им заниматься.

Себастьян в свою очередь блеснул зубами в жесткой, неприятной ухмылке:

– Беспокоитесь, не правда ли?

– Отнюдь. Сэр Джеймс осознает всю деликатность ситуации.

– Действительно?

– Скажем так, он понимает достаточно, чтобы делать то, что должно.

– А именно?

– Никакого вскрытия не будет. Тело уже забрали из прозекторской доктора Гибсона и передали господину Вондрею для погребения.

– И на этом все?

– Полагаю, вы читаете газеты. Доктора Пельтана зверски убили уличные грабители. Регент выразил возмущение возросшей наглостью столичных преступников, и в скором времени будут приняты меры по очистке лондонских улиц от наиболее отпетых мерзавцев. Публика, имеющая обыкновение посещать повешения в Ньюгейте, в ближайшие месяцы получит неплохое развлечение.

Глаза Девлина сузились. Ни у кого другого барон не видел таких необыкновенных глаз: золотисто-янтарных, будто у тигра, со сверхъестественным, чуть ли не звериным блеском. По какой-то неясной причине он вдруг понадеялся, что его будущий внук – или внучка – не унаследует эту дьявольскую черту. И в очередной раз мысленно осыпал проклятиями дочь за то, что она смешала благородную кровь их рода с кровью незаконнорожденного.

– Армон Вондрей, должно быть, важная персона, – заметил Себастьян.

– Сам по себе? Отнюдь. Но то, за что он ратует, действительно чрезвычайно важно. Гораздо важнее, чем смерть какого-то докторишки. Если вы любите свою страну, Девлин, вы прислушаетесь ко мне и оставите это дело в покое.

– О, я люблю свою страну, будьте уверены. Однако мое видение будущего Британии и ваше зачастую абсолютно разнятся. – Виконт повернулся к двери. – Я передам Геро, что вы спрашивали о ней.

Джарвис резко поднялся.

– Я говорю совершенно серьезно. Не вмешивайтесь.

– Почему? – остановившись, оглянулся на тестя Себастьян. – Опасаетесь того, что я могу обнаружить?

Но Джарвис только покачал головой, неприязненно раздувая ноздри.

ГЛАВА 7

Генри Лавджой, невысокий, серьезный человечек с лысой макушкой и неестественно высоким голосом, являлся самым новым из трех постоянных магистратов на Боу-стрит. Себастьян знал, что когда-то сэр Генри был умеренно преуспевающим торговцем, пока смерть жены и дочери не побудила его посвятить жизнь чему-то, не относящемуся к собственной персоне. Магистрат редко заговаривал о прежних временах, о семье, которую потерял, или о суровой реформатской религии, принципами которой руководствовался. Во многих отношениях эти двое мужчин абсолютно разнились, однако не существовало человека, чьей принципиальностью и честностью Себастьян восхищался бы сильнее.

– На Боу-стрит получили строгие указания из Карлтон-хауса ни при каких обстоятельствах не беспокоить обитателей «Герба Гиффорда», – сообщил Лавджой, когда друзья прогуливались по террасе Сомерсет-Плейс, выходящей на Темзу. Холодный ветер поднимал пенистые волны на вздувшейся серой реке и швырял приливное течение на стены набережной. – Сэр Джеймс непреклонен в решении, что к пожеланиям из дворца следует прислушиваться. Расследования смерти Дамиона Пельтана не будет – ни официального, ни неофициального.

– Никогда раньше не слышали, чтобы жертве убийства вырезали сердце? – вопросительно взглянул Себастьян на магистрата.

Поджав губы в тонкую, ровную линию, тот покачал головой:

– Нет. Именно это обстоятельство убийства вызывает наибольшее беспокойство, не так ли? По крайней мере в газеты столь ужасная подробность не попала. Стань она широко известной, на улицах могла бы возникнуть опасная паника.

– Будем надеяться, что подобное не повторится.

– Благие небеса, – сэр Генри приложил к губам сложенный платочек. – Полагаете, возможно повторение?

– Честно, не знаю. – Себастьян устремил взгляд на реку, туда, где на фоне свинцовых туч высилась зубчатая конструкция нового моста. – Что вам известно об остальных постояльцах «Герба Гиффорда», в частности, о полковнике Фуше и секретаре Бондюране?