Почему исповедуются короли - Страница 88

– Мужчина с женщиной вернулись к своей карете, покинув Пельтана на тротуаре в расстроенных чувствах. Он так там и стоял, когда подошла Александри Соваж. С ней Пельтан тоже поссорился. Затем вернулся в гостиницу, снова вышел уже в пальто и перчатках, после чего они с Соваж укатили в фиакре.

Девлин наклонился вперед, приоткрыв рот.

– Что? – спросил Джарвис, глядя на него с явным неудовольствием.

– А неопознанные мужчина и женщина? Вы сказали, что они вернулись к своей карете. Когда они уехали?

– Сразу после того, как фиакр увез Пельтана с сестрой.

– Вы уверены?

Ценнейшим достоянием Джарвиса была его безупречная память. Он дословно помнил речи и доклады, давным-давно вылетевшие из головы у всех прочих. На неуместный вопрос он лишь скривился.

– Велите кучеру остановиться, – попросил Девлин.

– Охотно.

Виконт изготовился было спрыгнуть на тротуар, но вдруг замер, уже держась за дверную раму, затем оглянулся и спросил:

– Вам случайно не знаком шевалье д’Армиц, молодой французский эмигрант?

– Шапочно. И?

– Как бы вы его описали?

– Выше среднего роста. Крепкий. Темноволосый.

– Что вам о нем известно?

– Немногое. Он входит в одну из тех эмигрантских свор, которые толкутся возле Бурбонов. Однажды он убил человека, в смысле, не на дуэли. Некий капитан из стражи обвинил Армица в шулерстве, а через несколько часов был найден с ножом в спине.

– Интересно. Он пытался убить меня. Дважды.

– Жаль, что безуспешно, – вздохнул Джарвис.

Но Девлин лишь ухмыльнулся.

* * * * * * * *

Положив руку на всхолмленный живот, Геро стояла у окна в детской и смотрела на темные тучи, сгущавшиеся над городом. За последние шесть месяцев она часто приходила сюда, чтобы проследить за слугами, обустраивавшими комнаты, или потворствуя прежде нехарактерной для нее слезливой мечтательности, а в последнее время еще и в поисках утешительного уединения.

Но сегодня она улыбалась.

Два дня она каждые два часа по пятнадцать-двадцать минут простаивала на коленях. Обзывала себя легковерной дурочкой, но все равно делала это. Досада нарастала, и она уже готова была прекратить бесполезные упражнения, когда вдруг почувствовала, словно гигантская рыба кувырнулась в ней, как в тесной бочке. За последние несколько месяцев Геро освоилась с движениями ребенка внутри себя. И поэтому безо всяких подсказок сразу поняла, что странная рекомендация Алекси Соваж сработала – малыш наконец повернулся, – и теперь шансы благополучно разродиться сильно повысились.

Геро знала, что никто не назвал бы ее кроткой женщиной. Она была горделивой, нетерпимой и упрямой. Но не считала зазорным признать свою ошибку. И сейчас, наблюдая, как угасают остатки дневного света, она думала, что обязана принести мадам Соваж свои извинения и искреннюю благодарность.

Решив велеть заложить экипаж, чтобы отправиться на Тауэр-Хилл, Геро почти отвернулась от окна, но ее внимание вдруг привлек незнакомый мужчина. Он стоял через улицу в тени повозки. Крупный, высокий и широкоплечий, одетый как торговец, в низко надвинутой бесформенной шляпе, из-под которой торчали слишком длинные темные курчавые волосы. В сгущавшемся сумраке его черты трудно было различить. Но Геро показалось, что он смотрит на ее дом с чуть ли не осязаемой злобой.

– Клер, – обратилась она к француженке, которая раскладывала вещи по ящикам комода в комнатке, примыкавшей к детской. – Видите вон того мужчину рядом с повозкой? Он вам не знаком?

Клер Бизетт подошла и встала рядом, держа в руках сорочку.

– Нет. Я никогда его прежде не встречала. А что?

Но Геро лишь молча качнула головой, не желая признаться в дурном предчувствии, для которого не было разумных оснований.

Выйдя из детской, она отправила распоряжение на конюшню, чтобы подали ее ландо, а затем переоделась в прогулочное платье из зеленого гроденапля, отделанное черной тесьмой.

На улице разгулялся ледяной ветер, фонарщик с подручным спешно зажигали факелом ближайшие масляные фонари из выстроившихся по направлению к Гросвенор-сквер.

Лакей подсаживал Геро в экипаж, когда факел полыхнул и она снова увидела того мужчину, высокого и темного, с длинными черными волосами и шрамом на щеке – он стоял на углу Дэвис-стрит.

Незнакомец отступил назад и скрылся из вида. Ветер, пахнущий надвигающимся дождем, взметывал из канавы рваные газетные листы.

ГЛАВА 56

К тому времени, когда Себастьян добрался до французской часовни на Литл-Джордж-стрит, с нависшего черного неба заморосил холодный дождь.

Себастьян помедлил в тени от выступающего угла соседней конюшни. Ночь пахла мокрой мостовой, свежим конским навозом и горячим маслом из уличного фонаря, мерцавшего на ветру. Слабый свет струили три высоких окна церковного фасада да фонари одинокого ландо, стоящего перед входом. На козлах дремал кучер в ливрее графа Артуа. Но в остальном узкая улочка лежала темной и пустынной под надвигающимся ненастьем.

Поглубже надвинув шляпу от дождя, Себастьян осторожно попробовал центральные двери часовни. Заперто. Он снова взглянул на спящего кучера, затем обогнул здание и скользнул в узкий проход, ведущий к двери ризницы. Дождь припустил сильнее, к колющим каплям добавилась жалящая ледяная крупка. Он почти достиг короткой лесенки, когда услышал позади крадущиеся шаги – кто-то зашел в проход следом.