Почему исповедуются короли - Страница 74

– Так по этой теория Марию-Терезу подменили самозванкой, а сама она уединенно живет в германском замке?

– Да, теория такова. Хотя любому здравомыслящему человеку понятно, что это – чистый воды миф.

– Почему же?

Амброз Лашапель встретился с Себастьяном взглядом.

– Потому что любой, кто затеял бы такую опасную подмену, обязательно выбрал бы самозванку твердую духом и с непоколебимым самообладанием. В то время как Мария-Тереза, какой мир ее видел последние восемнадцать лет… – Француз пожал плечами и покачал головой, словно не желая облекать свои мысли в слова.

– Она безумна? – тихо спросил Себастьян.

Придворный растопыренными пальцами провел по волосам типично мужским жестом.

– Она не в себе. Никто не может этого отрицать. Вы обратили внимание на ее голос? Обычно рассказывают, будто он так разительно изменился, потому что она годами отказывалась разговаривать с тюремщиками, и ей перестали даваться некоторые звуки, когда время молчания прошло. Но ведь она любит похвастаться, как гордо парировала насмешки и вопросы революционеров. И как обретала поддержку свыше, твердя молитву Розария.

– Так что же случилось с ее голосом?

– Некоторые говорят, что голосовые связки пострадали от ранящих переживаний. А другие считают, что принцессу вынуждали подолгу громко кричать, и это нанесло ущерб ее голосу.

– В тюрьме ее насиловали?

– Если и так, она в этом никогда не признается. Но стоит вспомнить, что творили с ее братом… – Лашапель снова непроизвольно передернул плечами. – Я слышал из ее собственных уст, как ночь за ночью она одетой просиживала в кресле, потому что боялась раздеться и лечь в постель. Если ничего страшного не происходило, с чего бы ей бояться? Неужели вы воображаете, что мерзавцы, столь гнусно обращавшиеся с маленьким принцем, пощадили бы принцессу? Привлекательную, но ненавистную девушку, одинокую и в полной их власти?

Себастьян перевел взгляд на гравийную дорогу. Служители ближайшего морга прибыли и, кряхтя, укладывали тело ювелира на носилки.

В голове начало складываться новое объяснение убийству Дамиона Пельтана и покушению на убийство его сестры.

– Мужчина, который зарезал вашего друга… как он выглядел?

Придворный задумчиво нахмурился.

– Я его толком не разглядел – он был в пальто, часть лица скрыта шарфом, а шляпа надвинута на лоб. Все, что могу сказать с уверенностью, так это что волосы у него темные, а рост и фигура примерно как у вас, только покоренастее.

Описание вполне подходило человеку, который напал на Себастьяна у Сток-Мандевилля и еще раз на Йорк-стрит, хотя точно так же оно подошло бы и множеству других мужчин в Лондоне.

– Он ничего не сказал?

– Нет. Ничего.

– Вы заметили его глаза?

– Его глаза? Нет. А что?

Себастьян мотнул головой.

– Еще раз спрашиваю: у кого есть причина убить вас?

Но Серена молча смотрела на парк, словно ища ответ в сгустках тумана среди зимующих деревьев.

ГЛАВА 45

Четверг, 28 января

На следующее утро, когда Себастьян натягивал гессенские сапоги, Калхоун сказал:

– Помните, милорд, вы просили меня поглубже копнуть насчет Самсона Баллока?

Себастьян взглянул на своего камердинера.

– Нашлось что-то интересное, так?

– Вы были правы, милорд: Баллок шесть лет отслужил в Девятом пехотном. Вернулся в Лондон, когда его полк расформировали в 1802 году, после Амьенского мира.

– Другими словами, – Себастьян притопнул обутой ногой, – про порох он знает куда больше, чем обычный мебельщик.

– Гораздо больше, надо думать. Он служил в артиллерии.

* * * * * * * *

Войдя в мастерскую, Себастьян застал Самсона Баллока за работой: тот покрывал новую столешницу горячим льняным маслом. Густой туман все еще окутывал улицы, и в помещение даже днем было настолько темно, что мебельщик подвесил над своим рабочим местом зажженный фонарь. Воздух полнился запахом горячего масла, свежеструганного дерева и мужского пота.

Скрестив руки на груди, Себастьян стоял и наблюдал, как бледная деревянная заготовка приобретала насыщенный коричневый цвет, по мере того как масло впитывалось в поверхность.

Баллок, коротко глянув на посетителя, макнул тряпочку в посудину на верстаке и продолжил умащивать столешницу.

– Чего вам от меня нужно? – спросил он через мгновение. – Мне вам сказать нечего.

– Выяснилось, что вы служили в Девятом пехотном. Точнее, в артиллерии.

– Ну, служил. И чего?

– Полагаю, вы немало знаете о порохе, не так ли?

Хотя Баллок не сводил глаз со своей работы, его движения замедлились, стали не такими плавными.

– Положим, знаю. И чего?

– Вы слышали о взрыве на Голден-сквер?

– Поди найди здесь такого, кто бы не слышал.

– А знаете, что заряд был установлен прямо под комнатами мадам Соваж?

– Ну, откуда ж мне это знать-то?

– Вы и об этом могли услышать, проявив интерес. В конце концов, в Лондоне не каждый день взрывают дома порохом.

Баллок взмахнул тряпкой, и золотые капли масла разлетелись во все стороны.

– К чему ведете-то, а? Что это я устроил взрыв? На меня собак навешиваете?

Себастьян слегка переместился, руки свободно свисали по бокам.

– Вы же угрожали убить докторессу, помните?

– Да? Ну, она-то как раз не убитая, так ведь? Только баскская сучка свое получила.

Себастьян вглядывался в маленькие черные глаза Баллока. Шрам у того на щеке стал темным, почти фиолетовым.