– И как же именно вы «настаивали»?
Тщедушная грудь доктора дернулась от возмущенного вдоха.
– Иногда у будущих матерей возобладают эмоции, и требуется проявлять мужскую твердость.
– Вам повезло, что леди Девлин не воткнула в вас ланцет.
Черты Крофта потемнели от новой вспышки гнева.
– Действительно, она грозилась это сделать. – Он одернул жилет, сбившийся от поспешного спуска по лестнице. – Я не могу брать на себя ответственность за исход родов, когда пациентка не желает соблюдать мой «разгрузочный режим». Поэтому отказываюсь от должности. Я также не смогу с чистой совестью рекомендовать леди Девлин в качестве пациентки никому из моих коллег. Откровенно говоря, не представляю, чтобы при сложившихся обстоятельствах вам удалось найти компетентного врача, который согласился бы принимать у вашей супруги роды.
– При каких таких «обстоятельствах»? – с обманчивым спокойствием осведомился Себастьян.
Достопочтенный Ричард Крофт открыл было рот, но затем явно передумал произносить то, что намеревался, и закрыл его.
– О чем это вы? – придвинулся ближе к акушеру Себастьян.
Тот попятился, стукнув каблуками о нижний подступенок.
– Каких обстоятельствах, черт вас дери?
Крофт тяжело сглотнул.
– Ребенок…
– Да?
Кадык дернулся снова.
– Ребенок в неправильном положении. На таком сроке он уже должен был повернуться головкой вниз, готовясь войти в родовые пути. Но этого не произошло. Он лежит… наоборот.
Себастьяну словно кто-то сдавил сердце в груди и двинул локтем в солнечное сплетение, поэтому он не сразу смог выговорить:
– Что можно сделать?
Крофт покачал головой:
– Ничего.
– В каком смысле, «ничего»?
– Ребенок может еще повернуться сам.
– А если не повернется?
Акушер бочком продвинулся к двери.
– Некоторые младенцы с ягодичным предлежанием переносят роды благополучно.
– А их матери?
– Некоторые роженицы остаются в живых, – последовал ответ. – Но…
– Но?!
Крофт выпрямил спину и встретил свирепый взгляд Себастьяна с достойной восхищения храбростью.
– Но чтобы выжили и мать, и дитя… Такое случается крайне редко.
Положив руку на полотнище тяжелой шторы, Геро стояла у окна своей спальни и смотрела на падающий с небес снег.
– Мне следует извиниться перед бедным доктором, – заговорила она, когда муж встал у нее за спиной.
– Ты действительно швырнула в него таз?
– Хм. Безобразный поступок, да?
Себастьян обнял жену и привлек спиной к себе. Она пахла шелком, лавандой и собой, и на мгновение его охватил такой прилив чувств, что пришлось крепко зажмурить глаза.
– Пожалуй. Но тем не менее вполне объяснимый. Этот доктор – напыщенный, педантичный осел.
Геро покачала головой.
– Может, и осел, но у него благие намерения. Он искренне верит в свои предписания.
Когда муж промолчал, она добавила:
– Я так понимаю, Крофт сообщил тебе, что ребенок, скорее всего, лежит неправильно?
– По его же словам, ребенок еще может повернуться.
– Может.
Себастьян положил ладони на выпуклость ее живота, надеясь, что Геро не заметит, как нетверды его руки.
– Нам нужно подыскать другого акушера – и желательно не идиота.
– Они все идиоты. – Геро прислонила голову к его плечу, и ее губы изогнулись в странной улыбке. – Если хочешь знать мое мнение, неправильное предлежание ребенка – вот настоящая причина, по которой Крофт умыл руки. Он попросту боится.
«А кто в здравом уме не побоялся бы принимать тяжелые роды у дочери лорда Джарвиса?» – подумал Себастьян, но вслух не произнес.
– Как насчет Гибсона? – предложила Геро.
– Пол – хирург, а не врач общей практики и не акушер, – напомнил Себастьян.
– Думаешь, для меня это имеет значение? Ты не хуже меня знаешь, что ему уже случалось принимать роды. Во всяком случае, он наверняка может кого-то порекомендовать.
– Увы, по-моему, он разделяет твое нелестное мнение о представителях этой профессии. Но я спрошу.
Себастьян замолчал. В его голове теснились мысли о тех младенцах, которых потеряла мать Геро. «Из-за чего? – задавался он вопросом. – Тоже неправильное предлежание? Или причина совершенно иная? Какое-то отклонение у самой леди Джарвис, едва не стоившее ей жизни?»
– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – обронила Геро. – Но я не моя мать.
Она повернулась в объятьях мужа, накрыла ладонью его щеку и поцеловала в губы.
– Все будет хорошо.
Он пропустил сквозь пальцы ее волосы, обхватил затылок и привлек ближе, обводя взглядом очертания щек, нежный изгиб губ. Ему хотелось признаться, как он страшится потерять ее, как не мыслит без нее дальнейшей жизни. И все же он ничего не сказал, даже не прошептал три простых слова: «Я люблю тебя». Произнести их сейчас означало бы допустить возможность, что она может умереть. Поэтому он смолчал.
Геро оказалась храбрее.
– Я не собираюсь умирать.
Себастьян приклонился к ее лбу. Но снова ничего не сказал, ведь она не хуже него понимала, что человек не волен выбирать час собственной смерти.
* * * * * * * *
Пока Себастьян добирался на Тауэр-Хилл, снег посыпал быстро и густо, крупными хлопьями, которые обжигали лицо и стремительно укрывали город белой пеленой.
– Господи Боже, Девлин, – охнул Гибсон, когда приятель ввалился к нему в дом, оббивая снег с сапог. – Зачем тебя понесло на улицу в такую погоду?
Себастьян высвободился из мокрого пальто.