– Полковник Фуше – это выбор императора, не Вондрея.
– А секретарь?
– Камилл Бондюран вовсе не такой смиренный тихоня, каким тщится казаться. Дамион однажды заметил, что родись Бондюран в Испании на пару столетий раньше, он сделал бы блестящую карьеру палача инквизиции.
– А сам Пельтан? Почему его выбрали?
– Он был единственным, кого пригласил лично Армон Вондрей. Дамион присутствовал здесь в качестве его личного врача и не играл никакой роли в переговорах.
– Но тем не менее согласился поехать. Не знаете, по какой причине?
– Мой муж задал ему этот же вопрос. Дамион в ответ усмехнулся и сказал, что человеку нечасто выпадает шанс войти в историю.
По улице прокатился груженый угольный фургон. Тащившая его четверка тяжеловозов грузно налегала на хомуты, дыхание лошадей белой дымкой повисало в холодном воздухе.
– Ваш друг никогда не служил врачом в армии?
– Нет, – покачала головой леди Питер. – Из-за перенесенной в детстве болезни у него были слабые суставы. Возможно, поэтому он и согласился сопровождать Вондрея. Мне кажется, Дамион тяготился тем, что остается в Париже в то время, когда другие сражаются и гибнут.
– Так он поддерживал императора?
Изящный подбородок неожиданно горделиво вскинулся.
– Он поддерживал Францию.
– И одобрял цель делегации?
– Имеете в виду мир? После двадцати лет войны кто из нас не жаждет мира?
– Даже такого, при котором Наполеон Бонапарт останется на французском троне?
– Дамион не был роялистом, если вы на это намекаете.
– И все же он согласился проконсультировать Марию-Терезу.
По лицу леди Питер промелькнула тень тревоги.
– Вам известно и об этом?
– Принцесса бездетна уже долгие годы. Что заставило ее надеяться, будто доктор Пельтан сможет помочь?
– Среди прочего Дамион увлекался изучением лекарственных трав, как тех, которые оказались позабытыми здесь, в Европе, так и тех, что издревле используются коренными жителями обеих Америк и Индии. Он опубликовал ряд статей по данной тематике.
– Мне почему-то трудно себе представить Марию-Терезу штудирующей мудреные медицинские статьи. Так откуда же она узнала о Пельтане?
– По-моему, это дядя принцессы порекомендовал ей Дамиона.
Себастьян увидел, как Ноэль Дюран толкнул своего товарища по играм. В сердитые голоса мальчишек вплелись окрики няньки.
– Который дядя?
– Людовик-Станислав, или граф Прованский, или самозваный Людовик XVIII – как вам угодно называть этого человека. Он и сам консультировался с Дамионом за несколько дней до принцессы.
– Я этого не знал. – Людовик-Станислав почему-то не счел нужным упомянуть о столь незначительном факте.
Мальчишки уже вцепились друг в друга и теперь катались под раскидистым вязом в побуревшей от мороза траве.
– А доктора Пельтана не… – Себастьян запнулся, подыскивая подходящее слово, – взволновали его встречи с Бурбонами?
Леди Питер развернулась к нему лицом.
– Да, полагаю, взволновали. Дамион, правда, постарался перевести все в шутку, но меня удивило, что он вообще упомянул об этих встречах. Я подумала, может, именно то короткое и трагичное знакомство его отца с королевской семьей и стало причиной, по которой…
– Бурбоны обратились к нему? Или по которой его растревожили встречи с ними?
– Конечно же, я имела в виду второе, что причастность Пельтана-старшего к королевской семье и заставила волноваться Дамиона. С какой стати Бурбонам обращаться к Дамиону из-за того, что делал его отец двадцать лет назад?
Раз воображение дамы не обладало достаточной живостью, Себастьян не собирался ее просвещать.
– Не приходит ли вам на ум, кто мог желать ему зла?
– Дамиону? Благие небеса, нет. Он был добрым, мягким, чутким человеком, посвятившим свою жизнь помощи недужным. В Лондоне провел всего несколько недель. Зачем кому-либо хотеть его смерти?
– Как он ладил с Армоном Вондреем?
– Кажется, неплохо. В конце концов, разве не сам Вондрей выбрал его в сопровождающие? Дамион умел ублажить подопечного, успокаивая страхи, а не раздувая, как имеют обыкновение поступать многие врачи, чтобы сделаться необходимыми для своих пациентов.
– А остальные? Фуше и Бондюран? С ними у Пельтана не случалось никаких трений?
Француженка нахмурилась, словно обдумывая вопрос.
– Я бы сказала, он остерегался и того и другого. Но мне неизвестно, ссорился ли он с ними.
– Как насчет кого-нибудь, встреченного доктором уже в Англии?
– Он мало с кем виделся в Лондоне, – покачала она головой. – Ведь в том и состоял один из основных резонов арендовать для делегации гостиницу целиком – чтобы избежать общения с англичанами. Не так ли?
Леди Питер запнулась, приоткрыв рот, словно внезапно о чем-то вспомнив.
– Что? – спросил Себастьян, не сводя с нее глаз.
– На прошлой неделе – по-моему, в четверг утром – мы с Ноэлем гуляли в Гайд-парке. И возле Оружейной палаты увидели Дамиона с одним человеком. Разговор между ними велся явно на повышенных тонах, поэтому я остановила Ноэля, когда тот хотел подбежать к ним.
– А Пельтан заметил вас?
– Да, заметил. Ноэль окликнул «Bonjour!», прежде чем я успела шикнуть на него, и Дамион глянул в нашу сторону. Но по выражению его лица я поняла, что нам лучше не подходить.
– Какому выражению? Досады?
– Нет, не досады. Скорее, странной смеси гнева и страха.
– Вы не узнали его собеседника?
– Я не причисляю этого человека к своим знакомым, но в лондонском Вест-Энде мало кто не узнал бы его. Это был Килмартин. Ангус Килмартин.